Новая гуманитаристика как производительная сила общества

Вряд ли кто-нибудь решится оспаривать утверждение, что наука сегодня превратилась в производительную силу общества, в мощнейший фактор развития. Вместе с тем можно наблюдать и негативную тенденцию — размывание границ строгой научности в науках, именуемых гуманитарными. Этой проблеме, которая становится самостоятельным предметом изучения, посвящена настоящая статья.

Если проанализировать генезис взаимодействия естественных и гуманитарных наук, то оказывается, что они имманентным образом связаны друг с другом, и в их синтезе видится ресурс развития наук и о человеке социальном, и об обществе. С ходом накопления исторической эмпирики, особенно в условиях ускоряющихся темпов развития индустриального общества, казалось бы, привычные теории входят в противоречие с эмпирическими данными и либо существенно модифицируются, либо признаются недостоверными и замещаются более современными. Мы остановимся на проблеме смены гуманитарных теорий в моменты их «кризиса», понимаемого как утрата соответствия реальности, и на роли в этих переходах естественных наук.

В настоящие дни об исчерпанности финансово-экономической модели развития мира, чреватой, как видят уже все, глобальными сбоями, заговорили не только ученые, но и официальные лица. Дает сбой неолиберально-универсалистская научная теория. Ей на смену естественно приходит более достоверная теория, потому что научный поиск неостановим. Такие смены гуманитарных теорий под влиянием расширения эмпирического знания представляют собой естественный процесс развития науки. Рассмотрим, как именно они происходят.

Ф. Энгельс, объясняя генезис теории «диалектического материализма», писал о трех великих открытиях, приведших к изменению воззрений науки на природу. К таковым он относил закон сохранения энергии, существование клетки и дарвиновское учение об эволюции. Все они относились к сфере естественных наук. Но следствием их осмысления стал пересмотр имеющегося на тот момент гуманитарного знания.

К. Маркс применил полученные естественными науками результаты к социальной сфере, следствием чего была левогегельянская формационная модель общественного прогресса. Все это достаточно хорошо известно.

Но сама хрестоматийность бифуркационного преобразования гуманитарной теории в XIX столетии есть пример естественности смены теоретических моделей гуманитаристики при получении новых научных результатов, и не только собственно эмпирических, но также и на уровне законов природы в смежных науках (рис. 1).

Томас Кун, признанный классик науковедения, представлял развитие науки как процесс смены ученым сообществом объясняющих научных парадигм, как последовательность «научных революций». Но можно ли такое же обобщение применить к самим теориям? Наука развивается по принципу чередования периодов «нормальной» и «революционной» науки. То, что сегодня воспринимается как нечто «революционное», завтра становится общепризнанным. А то, что сегодня в научном плане «нормально», окажется завтра дремучей архаикой.

Не всеми, впрочем, философами науки признается сам факт научных революций. Например, как указывал К. Поппер, «в норме» в науке могут присутствовать не одна, а сразу несколько конкурирующих между собой парадигм. Кроме того, новая теория, как в случае смены ньютоновской на эйнштейновскую, не отменяет прежнюю, а дает новые горизонты метода. Довольно легко реконструируется  идеологический подтекст попперовских возражений.

Будучи адептом «открытого общества», К. Поппер чувствовал угрозу опровержения либеральной объяснительной парадигмы. Уже тогда было  ясно, что теория либерализма в универсальном научном плане безнадежно устаревает.

Провозглашенный Фукуямой «конец истории» означал и конец гуманитарной науки. Но гипотеза «конца истории» не подтвердилась. Заканчивается всего лишь претензия на гуманитарный теоретический универсализм. Мировой кризис жестко обозначил необходимость выдвижения новых обществоведческих парадигм.

Существен вопрос: есть ли какие-то особенности судеб гуманитарных теорий в сравнении с аналогичными вызовами в естественных науках? Со времен Дэвида Юма и до наших дней предпринимаются попытки принципиально отделить гуманитаристику от естественно научной методологии познания. Дильтей писал о специфическом типе гуманитарного познания посредством «вчуствования», а не анализа эмпирического материала. На самом деле в основе такого дискурса лежит с той или иной степенью очевидности философия агностицизма.

Причина ошибок и несовершенств в политике, полагал А. Эйнштейн, состоит не в непознаваемости политической сферы, а в том, что политика устроена не менее сложно, чем физика, а в каких-то задачах и сложнее. Но сейчас развиваются  клиодинамика (математическая история),  эконофизика — наука, создающая математические динамические модели экономики социальных систем.

В результате исследований, проводимых в научных центрах и научных лабораториях фактически возникает математическая политология. Поэтому отстаивать в XXI в. тезис о непознаваемости мира (в условиях признания критерия практической применимости знания) как-то, мягко говоря, странно. В истории науки принято выделять четыре глобальные научные революции. Проследим их связь с развитием гуманитарной теории.

Датируемая концом XVII – началом XVIII в.  первая научная революция открывалась утверждением ньютоновской механистической картины мира. Но Исаак Ньютон был и гуманитарием. В это время формируется антропологическая модель человека-индивидуума, тип «человека экономического». В гуманитаристике в итоге первой научной революции сформировалась научная парадигма либерализма.

Основоположник либеральной теории Джон Локк выводил свои общественные взгляды в том числе из новой естественнонаучной картины мира (рис. 2).